пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅ

Главная arrow Статьи arrow Очерки arrow Отдых в Кисловодске. Несуетливый охотник
Отдых в Кисловодске. Несуетливый охотник Версия для печати Отправить на e-mail
Написал Алексей Кононов 14.04.2011 Просмотров: 18347
     В Кисловодск я впервые попал еще в начале марта 1989 года. Тогда еще знать не мог, что этот город с его парком и окрестными горами станет соучастником моей подготовки ни много ни мало к восхождению на высшую ступень пьедестала Чемпионата Европы по бегу на 100 километров восемь лет спустя, а также ко многим другим победам на зарубежных сверхмарафонских стартах на протяжении всех девяностых прошлого века.
 
      Не мог я знать, что и мои ученики, в тот момент преимущественно школьники, занимавшиеся у меня в группе биатлоном в обычной саратовской ДЮСШ, вскоре вслед за мной перейдут в легкую атлетику и тоже добьются немалых успехов. Завоюют звания от победителя чемпионата России до чемпионов мира и Европы.
 Хотя о чем-то таком, а на самом деле, конечно и еще большем, в те годы мечтал.
     А еще, не предполагал, что разовая поездка в эти новые для меня места, а только на один месяц и мог я тогда оторваться от своих воспитанников по окончании соревновательного лыжного сезона, так вот не знал, что эта поездка свяжет меня с маленьким тогда городком на всю оставшуюся жизнь, что со временем куплю здесь квартиру, а затем даже построю дом на предгорных окраинах.

      На самом деле в Кисловодск, впервые, я попал в уже мягко сказать достаточно зрелом для спортсмена возрасте, а до 29-ти лет и не особенно представлял себе, что такое Северный Кавказ вообще. Ну, ассоциировалось что-то с изучением творчества Лермонтова в рамках школьной программы по литературе, отнюдь не самому моему любимому предмету, и только. Выезжал из своего Саратова с его Волгой в три километра шириной, степями и пригородным лесом часто. И в школе, когда отец брал меня в командировки в Москву, Ленинград, Киев… И сам, позже по инженерным командировочным делам добрался вот уже до Новосибирска. А еще были поездки, массово оплачиваемые в Советские времена любительским большим командам бегунов на пробеги, среди которых тогда самым знаменитым был Московский Марафон Мира, а география простиралась от Ужгорода на самом западе Украины, до Ташкента на юго-востоке и Архангельска на севере. Спасибо горсоветам восьмидесятых. Много тысяч советских людей они смогли тогда вытащить из рутины жизни показать страну и приобщить к интересному.
     А вот юг страны представлялся больше по воспоминаниям из дошкольного возраста, когда родители брали летом меня во время отпуска однажды в Адлер и один раз в Крымский Судак. Частный сектор, галечные пляжи, вкус соленой воды, местные столовки, и вечерние прогулки на ближайшие утесы и то, в основном в Крыму, в Адлере подъем в горы начинается довольно далеко от моря для прогулки с 4-хлетним ребенком. Ну, еще в Крыму Генуэзская крепость. Не меньше всех этих вместе взятых впечатлений, наверное, запомнились ожидание в ночных аэропортах с отдаленно ревущими авиамоторами и сам полет над морем на тогдашней рабочей пассажирской лошадке – двухмоторном пропеллерном самолетике Ил-14. Как запомнилась, и вибрация до дребезга всех его частей, и угловатая дырка длиной сантиметров 10 на верхней обшивке крыла, прямо напротив моего иллюминатора, и заложенные до боли уши, и странного вкуса, казалось только усиливающего эту боль, конфетка-леденец «Взлетная» (с тех пор испытываю отвращение к леденцам), мамины заверения, что самолет крепкий и долетит в полном порядке.
И еще крошечный белый ромбик внизу на синей ряби – кораблик, бороздящий волны Черного моря.
Вот почти и все  представления о юге России, имевшиеся у меня почти до середины жизни.

     Возможно, эти представления и остались бы на таком уровне, разве что пополнились тотальным негативом событий девяностых, едва окончательно не разделивших равнинных россиян и исконных жителей Северного Кавказа на два непримиримых лагеря, если бы не одно секундное происшествие.
     В восемьдесят восьмом году, когда я уже окончательно поменял инженерную деятельность в одном из многих Саратовских, так называемых, почтовых ящиков, (закрытых оборонных предприятиях) на тренерскую работу, мои, еще тогда совсем юные ученики, изрядно радовали молодого неопытного наставника своими первыми успехами на лыжне, постоянно занимая и пъедестал и ближние подступы к нему на городских и областных юношеских первенствах.
     Такой прогресс убеждал меня в правильности выбора новой профессии, стимулируя к концентрации на поиске все новых приемов на пути к победам своих учеников. Ради этого я уже года 4 как поставил крест на своей собственной подготовке к лыжным гонкам – моем сильнейшем студенческом увлечении, приведшем, однако, лишь к первому взрослому разряду. Уже несколько лет я не ощущал, что такое спортивная форма, не одевал соревновательных номеров, порой неделями не выходил даже на банальные пробежки ради простого поддержания здоровья.

     Тренировочной базой для моего спортивного класса со специализацией биатлон являлась традиционная подвальная комната стоящего около лесного массива заводского дома культуры. С самодельными деревянными стеллажами для лыж и ботинок, лавками, столом, притащенным кем-то из дома старинным обшарпанным шкафом, электроплиткой и чайником. И, конечно же, вечно отваливающейся от сырости краской со стен и неизбежной плесенью по углам.
     Единственно живой сущностью в этом затхлом, всегда искусственно освещенном, тесном помещении оставался зажженный мной в молодых сердцах дух неукротимого стремления к победам. А также, мечты о великом. Еще вера в себя и друзей, с которыми оставались рядом, и на постоянных двух тренировках в день, и за школьной партой, и в летних пионерских лагерях в специальном спортотряде, и на Уральских турбазах на ноябрьском сборе, называемом вкатыванием на первом снегу.
     Чтобы, мягко сказать, мрачные подвальные стены не задушили это едва вспыхнувшее пламя, я постоянно вырезал из журнала «Физкультура и спорт», «Лыжный спорт», из Комсомолки и вообще ото всюду, где находил, цветные и черно-белые фотографии с заметками о главных спортивных событиях и людях. Затем расклеивал их в раздевалке везде, где только могло приклеиться.

      Однажды, в начале марта восемьдесят восьмого, вырезая из комсомолки узенькую фотографию африканца Белайне Денсимо, пересекающего с взлетевшими вверх руками финишную ленту марафона, только что установившего новый мировой рекорд в беге на 42 километра – 2ч. 06мин. 50 сек., я как – то автоматически погрузился мыслями в студенческое полуспортивно-полулюбительское лыжное прошлое.
     А именно, вспомнил о том, что при очень сереньких зимних результатах на лыжне, на октябрьских беговых кроссах по пересеченке, я почти всегда обыгрывал всех лыжников области. (Во всяком случае начиная с 4-го курса.).
     Уже через секунду, разглаживая ладонью по намазанной лыжной мазью ВИСТИ стене газетную вырезку, я знал, что родился, в том числе и для того, чтобы показать незаурядные результаты в беге на выносливость. Что лыжи это было не мое. Я даже удивился, как это я мог в студенчестве заниматься лыжными гонками, а не бегом.
   Я уже знал, что отныне начинаю марафонскую подготовку, и не любительскую, а самую, что ни на есть серьезную. Знал наверняка и безмятежно. Это знание не омрачали вопросы о том, как совместить мою полную погруженность в тренерскую работу с трудоемкой подготовкой, сомнения на предмет того, что мне уже 28 лет, а вот уже годы я не тренируюсь вообще. Что в этом году предстоит въезжать и обустраивать новую кооперативную квартиру, что через несколько недель предстоит родиться моему младшему сыну. Я собственно даже не принимал решения. Не было никакого логического перехода в мыслях. Просто в одно мгновение в голове были воспоминания о прошлом, а в следующее знание обо мне новом. Такое случается иногда после длительного нервного и физического напряжения. И не помню, чтобы о грядущих вслед за этим переменах пришлось потом пожалеть.

     В тот же поздний вечер, ибо весь день был занят делами, я впервые за долгое время пробежал по подледеневшим улицам города 5 километров в умеренном темпе. Этого хватило, чтобы ноги заболели почти на неделю. Но уже к осени удалось выполнить первый разряд на марафонской дистанции. Тогда то и попал в поле зрения руководителей легкой атлетики Саратовской области. Был приглашен на тренировки, несмотря на солидный для спорта возраст, а затем в марте1989-го года и на областной сбор легкоатлетов в Кисловодск.
     Вот так череда, казалось бы, случайных событий, и познакомила меня с Северным Кавказом.
     В той поездке все было для меня, уже немало повидавшего разного в жизни, однако, новым. Поезд Новокузнецк- Кисловодск проходил тогда через Саратов столь ранним утром, что собирались на вокзале мы практически ночью. Вот уже несколько лет скурпулезно занимаясь детским спортом, никогда еще сам я не становился участником сборов для взрослых, претендующих на профессиональный статус спортсменов. И, пожалуй, с самой студенческой скамьи не оказывался в столь большом молодежном коллективе. Легкая атлетика – многодисциплинарный вид спорта, здесь и спринтеры и прыгуны и стайеры и марафонцы в итоге сборная области почти полностью укомплектовала плацкартный вагон. По мере того, как люди подремали несколько часов после вокзальной ночи на чемоданах, во всех отсеках установилось приподнятое настроение. Новые знакомства, ощущение, что вот-вот мы вырвемся из изрядно уже надоевшей зимы, представления о никогда доселе не виданных Кавминводах, как о каком-то совершенно далеком Юге, навевало ореол ожидания некоего необычного поворота в жизни.

     За окном заснеженные степи сменяются, час за часом пролетающими мимо станциями и вот во второй половине дня по вагону разносится взрыв восторгов. С правой стороны на массивном Мамаевом Кургане открывается грандиозный девяносто семи метровой высоты, всемирно известный монумент – «Родина Мать». Раскинутые, словно в стремительном полете руки, в одной из которых в облака возносится остроконечный меч, поданное вперед тело создает полное ощущение могучего порыва, заставляя забыть, что ведь это тысячи и тысячи тонн, находящегося на весу железобетона.

     Покачиваясь, вагон обплывает Мамаев Курган с трех сторон, позволяя нам в течение нескольких минут рассмотреть монумент со всех медленно меняющихся ракурсов. Вскоре мы втягиваемся на Волгоградский перрон, и у нас появляется минут 30, чтобы размять ноги в прогулке по привокзальной площади. Еще через пару часов - знаменитое своей рыбой Котельниково. Перрон заполнен сотнями местных жителей, предлагающих копченую, жареную, сушеную рыбу, и конечно, всеми любимую запеченную икру речной фауны. Несмотря на все предупреждения санэпидстанций, инфекционистов и прочих специалистов по глистным инвазиям, народ берет эти изделия доморощенной кулинарии десятками. Не удерживаемся от соблазна и мы. К чести местных жителей должен сказать, что за двадцать лет курсирования по этому маршруту, подхватить неприятностей, слава богу, не привелось.
      А затем заснеженная степь уходит в ночь.
      Однако, разговоры, игры в большинстве отсеков продолжаются допоздна. Сон – недолгий и неглубокий. Все в предвкушении завтрашнего утра.

      И утро не обманывает ожиданий. До станции Минводы еще пара часов хода поезда, но проснувшись мы попадаем как бы в другую страну. Зима напрочь отрезана ночью. Сквозь желтую, засохшую осенью траву холмистых полей, уже пробивается свежая зелень. Местные станичники без шапок и зимних курток шагают по проулкам. С небесной синевы все это заливается утренним солнцем. И это 11-го марта, когда дома тяжелое свинцовое небо, все еще ночные морозы, заскорузлый бугристый лед под ногами, переметаемый снежной пылью.

     А вдали уже видны купола первых девятисотметровой высоты горок, с которых и начинается въезд в район Кавминвод, которые, с непривычки, уже кажутся настоящими горами.
     Первый раз в это утро выпрыгиваем на перрон на станции Минеральные Воды. Здесь традиционно меняют локомотив, и стоянка длится минут 40. Первое ощущение ласкового теплого воздуха охватывающего тело, прикрытое лишь легкими футболками, в которых еще час назад спали в душном вагоне очень непривычно после долгой русской зимы. То же ощущение повторяется спустя полчаса и в Пятигорске. Только к нему добавляется легкое эйфорическое головокружение, так на равнинникиов поначалу действует, в сущности, небольшая полукилометровая высота над уровнем моря. Прячась одним краем за изогнутым хвостом состава, закрывая четверть неба, над окрестностями довлеют склоны и вершина горы Машук. И это мы еще не знаем, что за нашим вагоном и примыкающим к путям пакгаузом прячется остроконечная Бештау.

     По ходу 20-30-минутных перегонов между станциями ребята успевают позавтракать и упаковать вещи.
Проводники заранее собрали постели. Давно уже скатаны и убраны наверх матрасы. Когда поезд начинает последний бросок от Ессентуков до Кисловодска на поверхности некоторых столиков остаются лишь карты, а на лавках спортивные сумки.

     Состав, тем временем, втягивается в долину, ограниченную с одной стороны высокими травянистыми холмами, у подножия которых струится и бурунит Подкумок, а по склонам местами тянется перелесок и кустарник. Справа же, короткий косогор примыкает практически вплотную к путям и тянущейся рядом автомобильной трассе, а выше, уже на фоне небесной синевы свежая  трава переходит в громоздящиеся, с резко очерченными контурами, высокие слоистые стены из почти солнечно-желтого, давным-давно превратившегося в скальный камень песчаника.

     Я не картежник. И подобными зрелищами тогда еще не слишком был  избалован. Поэтому мне показался странным шум и гвалт, стоящий в вагоне. Удивительно было наблюдать, как, то один, то другой изредка тыкал пальцем куда-то в небо, случайно заметив причудливо зависший над пропастью камень, и тут же с удовлетворенным кряканьем размашисто покрывал разыгранную стопку карт тузом.

     А вид плывущих мимо многоярусных, до нескольких сотен метров высотой, утесов на самом деле завораживает. Поэтому я отсел в незанятый отсек, чтобы побыть наедине с ежесекундно меняющейся картиной.
     И когда удалось, наконец, сосредоточиться на все новых открывающихся взору скальных исполинах, то их строгая монументальность словно открыла перед сознанием голос планеты идущей из древности, а может быть и голос самой вечности. Будто суровые экзаменаторы наблюдающие малоразумных детей, смотрят эти утесы прямо сквозь обшивку вагонов на копошащихся внизу людей и думают про себя – вот стоим мы здесь миллионы лет и протекла перед нами целая река времени и событий. А что возомнили о себе вы. Вчера родились и также в галдеже и суете завтра уйдете в прах. И не останется ни от вас, ни от ваших желаний, ни малейшего следа, как и от всех, кто придет после вас. А мы словно стражники долины останемся созерцать течение жизни. Так, кто вы такие, зачем приходили, для чего суетились, что оставите после себя, когда самих как песчинку с ладони вас сдует со сцены жизни.

      Есть что-то сурово неумолимое в подобном возникающем чувстве, но остаешься, в конце концов благодарен горам за него.
      Это подтягивает, словно хочется оказаться достойным этого нового для тебя места и возникает лишний повод заново пересмотреть свою жизнь.
      Начинаешь понимать, что истинный смысл слова горец не в лубочной папахе и черкеске, которыми заманивают толпы отдыхающих курортные фотографы, а умение человека найти свое место и сохранить душу в чаще всего жесткой окружающей действительности, среди подобных тебе, и хочется надеяться в вечности. Или, по крайней мере, мужественно и с благодарностью к тому, что все-таки выпало тебе в краткий миг жизни принять невозможность последнего.
 

    Между тем, по вагону прокатилась новая волна восклицаний – прямо в боковое окно стало видно резко изогнувшиеся влево пути, взлетающие на мост и первые высотки нижней части Кисловодска. Пришла пора готовиться к активным действиям. Но впечатление осталось навсегда, и друзьям я обычно советую на последнем перегоне Ессентуки – Кисловодск сбросить дорожный ажиотаж и, затихнув, сесть поближе к окну. Постараться не только увидеть глазами, но и почувствовать голос летящего навстречу ландшафта. Только во внутренней тишине и можно ощутить дух гор, способный дать новую силу человеку. Иначе толика этой силы незаметно проскользнет мимо вас, вновь растворившись в своем источнике.


     Правда, не исключено, что этот неспешный охотник, этот предгорный ландшафт уловит самое ваше сердце, и вы навсегда станете кавказским пленником. Или пленницей.

Продолжение: Солнечный Иллюзион

Последнее обновление ( 03.05.2011 )
 

  >> Отдых в Кисловодске. Скала Лермонтова



Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Авторизация

Войти | Регистрация

Достопримечательности


Стеклянная струя и Зеркальный пруд в Кисловодске
.
Красивый ансамбль в Курортном парке Кисловодска

Особенность
Хорошее место для отдыха и прогулок. Почти в центре города.
Подробнее...


Все Достопримечательности

Энциклопедия

Энциклопедия Кавказских Минеральных Вод
 
Карты
Сейчас на сайте:
Гостей - 13
Нет


Build time: 0.0753 sec